Мне почему-то навеяло:

"Вчера я бежал запломбировать зуб,
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
и рьяно его берегу"))

Мне почему-то навеяло:
"Вчера я бежал запломбировать зуб,
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
и рьяно его берегу"))

Это мне больше нравится:

Сквозь звездный звон, сквозь истины и ложь,
Сквозь боль и мрак и сквозь ветра потерь
Мне кажется, что ты еще придешь
И тихо-тихо постучишься в дверь...

На нашем, на знакомом этаже,
Где ты навек впечаталась в рассвет,
Где ты живешь и не живешь уже
И где, как песня, ты и есть, и нет.

А то вдруг мниться начинает мне,
Что телефон однажды позвонит
И голос твой, как в нереальном сне,
Встряхнув, всю душу разом опалит.

И если ты вдруг ступишь на порог,
Клянусь, что ты любою можешь быть!
Я жду. Ни саван, ни суровый рок,
И никакой ни ужас и ни ни шок
Меня уже не смогут устрашить!

Да есть ли в жизни что-нибудь страшней
И что-нибудь чудовищнее в мире,
Чем средь знакомых книжек и вещей,
Застыв душой, без близких и друзей,
Бродить ночами по пустой квартире...

Но самая мучительная тень
Легла на целый мир без сожаленья
В тот календарный первый летний день,
В тот памятный день твоего рожденья...

Да, в этот день, ты помнишь? Каждый год
В застолье шумном с искренней любовью
Твой самый-самый преданный народ
Пил вдохновенно за твое здоровье!

И вдруг - обрыв! Как ужас, как провал!
И ты уже - иная, неземная...
Как я сумел? Как выжил? Устоял?
Я и теперь никак не понимаю...

И мог ли я представить хоть на миг,
Что будет он безудержно жестоким,
Твой день. Холодным, жутко одиноким,
Почти как ужас, как безмолвный крик...

Что вместо тостов, праздника и счастья,
Где все добры, хмельны и хороши, -
Холодное, дождливое ненастье,
И в доме тихо-тихо... Ни души.

И все, кто поздравляли и шутили,
Бурля, как полноводная река,
Вдруг как бы растворились, позабыли,
Ни звука, ни визита, ни звонка...

Однако было все же исключенье:
Звонок. Прниятель сквозь холодный мрак.
Нет, не зашел, а вспомнил о рожденье,
И - с облегченьем - трубку на рычаг.

И снова мрак когтит, как злая птица,
А боль - ни шевельнуться, ни вздохнуть!
И чем шагами мерить эту жуть,
Уж лучше сразу к черту провалиться!

Луна, как бы шагнув из-за угла,
Глядит сквозь стекла с невеселой думкой,
Как человек, сутулясь у стола,
Дрожа губами, чокается с рюмкой...

Да, было так, хоть вой, хоть не дыши!
Твой образ... Без телесности и речи...
И... никого... ни звука, ни души...
Лишь ты, да я, да боль нечеловечья...

И снова дождь колючею стеной,
Как будто бы безжалостно штрихуя
Все, чем живу я в мире, что люблю я,
И все, что было исстари со мной...

Ты помнишь ли в былом - за залом зал...
Аншлаги! Мир, заваленный цветами,
А в центре - мы. И счастье рядом с нами!
И бьющийся ввысь восторженный накал!

А что еще? Да все на свете было!
Мы бурно жили, споря и любя,
И все ж, признайся, ты меня любила
Не так, как я - стосердно и стокрыло,
Не так, как я, без памяти, тебя!

Но вот и ночь, и грозовая дрожь
Ушли, у грома растворяясь в пасти...
Смешав в клубок и истину, и ложь,
Победы, боль, страдания и счастье...

А впрочем, что я, право, говорю!
Куда, к чертям, исчезнут эти муки?!
Твой голос, и лицо твое, и руки...
Стократ горя, я век не отгорю!

И пусть летят за днями дни вослед,
Им не избыть того, что вечно живо.
Всех тридцать шесть невероятных лет,
Мучительных и яростно-счастливых!

Когда в ночи позванивает дождь
Сквозь песню встреч и сквозь ветра потерь,
Мне кажется, что ты еще придешь
И тихо-тихо постучишься в дверь...

Не знаю, что разрушим, что найдем?
И что прощу и что я не прощу?
Но знаю, что назад не отпущу.
Иль вместе здесь, или туда вдвоем!

Но Мефистофель в стенке за стеклом
Как будто ожил в облике чугонном,
И, глянув вниз темно и многодумно,
Чуть усмехнулся тонгогубым ртом:

"Пойми, коль чудо даже и случится,
Я все ж скажу, печали не тая,
Что если в дверь она и постучится,
То кто, скажи мне, сможет поручиться,
Что дверь та будет именно твоя?.."

(Э. Асадов)