В повести «Песочный человек» ее герой Натанаэль — одержим паническим страхом перед внешним миром, и эта миробоязнь постепенно приобретает болезненный, по сути, клинический характер. Невеста Натанаэля Клара пытается образумить его: "… мне думается, что все то страшное и ужасное, о чем ты говоришь, произошло только в твоей душе, а действительный внешний мир весьма мало к тому причастен…
Не дать темным силам места в своей душе — вот проблема, которая волнует Гофмана, и он все сильнее подозревает, что именно романтически-экзальтированное сознание этой слабости особенно подвержено. Клара, простая и разумная девушка, пытается излечить Натанаэля по-своему: стоит ему начать читать ей свои стихи с их «сумрачным, скучным мистицизмом», как она сбивает его экзальтированность лукавым напоминанием, что у нее может убежать кофе. Но именно потому она ему и не указ: она, выходит, убогая мещанка! А вот заводная кукла Олимпия, умеющая томно вздыхать и при слушании его стихов периодически испускающая «Ах!», оказывается Натанаэлю предпочтительней, представляется ему «родственной душой», и он влюбляется в нее, не видя, не понимая, что это всего лишь хитроумный механизм, автомат.
Важное произведение на грани завершения романтизма и предреализма. Ирония над романтиками у Гофмана, ранее лишь намеками витающая в его "Золотом горшке", здесь получила полное развитие. Но я нежно люблю этого автора. Он один из тех писателей, ради которых захотелось начать учить немецкий. Вдохновляет и точка. И вся эта кутерьма с алхимиками, колдунами, видением во всех смыслах слова, глазами, очами - в общем, люблю эту чисто гофмановскую символику и поэтику. Не зря он был вдохновителем и Гоголя, и Достоевского. Хотя всё же конкретно в этом произведении, как мне кажется, немного больше сумбура, чем нужно, чуть-чуть не хватает объемности персонажам. И можно дальше ещё придираться, но суть от этого не меняется: это знаковое произведение мировой литературы. Благодарю чтеца за исполнение. А одно из самых спорных пониманий "Песочного человека" дал, между прочим, Фрейд в его статье "Жуткое" (или иногда переводят как "О поэтике жуткого").